Соломон шлосман о креативных лагерях для взрослых и необходимой встряске для мозгов

Я учился в 109 школе в экспериментальном классе Марины Аромштам, которая преподавала по вальдорфской системе. Мы все время ставили спектакли, у нас были индейские походы, мы делали себе костюмы, ходили в лес ловить Темного рыцаря. Когда Марина Семеновна ушла из школы, я перешел в математический класс 1514 гимназии. В новой школе была секция «Дети Подземелья» – такой туристический клуб. Его база находилась в бывшем бомбоубежище под землей. Я пришел туда в седьмом классе и так увлекся, что когда пришло время выбирать университет, поступил на геологический факультет МГУ, думая, что буду много путешествовать по миру.

Но уже на втором курсе я заскучал. Успел поработать в Red Bull, – было интересно, но спустя какое-то время у меня мелькнула мысль: то, что я делаю, как-то не слишком социально ответственно. И решил посмотреть, в чем заключается работа геолога и чем она отличается от учебы. Съездил в несколько экспедиций. Например, два месяца провел на Ямале. Там мы делали сейсмическую разведку, – в этом месте должен был появиться газосжижающий завод. Это был невероятный опыт, хотя бы потому, что мы прилетали и улетали на вертолетах. По собранным данным я написал бакалаврскую работу. Но стало абсолютно понятно, что мне гораздо интереснее работать с людьми, видеть их эмоции от проделанной мной работы, чем заниматься сбором данных.

Я решил не заниматься геофизикой дальше и на какое-то время ушел в свободное плавание – без всяких идей о том, что будет дальше. Как-то после сдачи экзаменов мне позвонил друг: «Слушай, в музее «Экспериментаниум» открыта вакансия экскурсовода – иди туда». Я не раздумывал долго. Оказалось, что там уже работают два моих товарища – ученые, братья-близнецы Илья и Антон Захаровы. Правда, в роли экскурсовода я провел всего два месяца, – сломал ключицу, на какое-то время взял перерыв, а потом сразу же улетел на Камчатку. Я оказался в одном походе с парнем, который работал в рекламном агентстве MOST Creative Club. Туда я и вышел на работу, вернувшись в Москву.

Четыре года я занимался в MOSTе рекламными проектами, со временем у меня появился свой отдел. Мы придумали и установили в московском метро автомат, выдающий билеты в обмен на приседания. Про этот проект рассказали почти все ведущие российские СМИ, а моя одноклассница, которая живет в Мельбурне, написала, что видела его в австралийских новостях. Еще сделали сайт, на котором каждый желающий мог в преддверии Нового года создать собственный дизайн свитера. Каждый день тот, чья работа набирала большее количество голосов, получал в подарок свитер с собственным рисунком. Проект охватил полмиллиона участников, включая министра связи.

В какой-то момент мне и моему коллеге и другу Дане Филину очень захотелось заняться образовательными проектами. В рекламе есть такая проблема: ты что-то делаешь, но при этом понимаешь – все для того, чтобы один богатый дядя заработал еще немножко денег. Захотелось сделать что-то для себя, чтобы было самому приятно, а людям полезно. Так появился проект «Вот-вот».

Точно так же, как ты с какой-то регулярностью должен заниматься спортом, иначе рискуешь обрюзгнуть, стать толстым и некрасивым, нужно регулярно давать пинок своим мозгам. Мы не говорим, что в своих лагерях чему-то учим. Скорее, создаём атмосферу, в которой передаем наш опыт, и даем задания, которые нельзя решить стандартным способом. Например, однажды просили людей снять кино про другого человека, которого они знают, но так, чтобы его не было в кадре. И ты не просто снимаешь: «Привет, я Соломон, я занимаюсь тем-то». Это банально, скучно, было много раз и никому неинтересно. Ты начинаешь думать на другом уровне: как показать Соломона с помощью песка, камня и куска недоеденного мяса на тарелке. Или, например, участники лагеря в Екатеринбурге сразу же после приезда на лодках отправились рисовать граффити на опорах моста в центре города, в лагере в Териберке снимали кино там же, где Звягинцев – «Левиафана», а в Грузии создавали саундтреки для своих собственных жизней.

Когда человек возвращается из лагеря, он понимает: «То, что я делаю на работе, не приносит мне удовольствия. Придумаю-ка я, как сделать свои задачи по-другому. Так и мне будет интереснее, и результат получится лучше» Это один вариант. Другой – это когда человек говорит себе: «Черт возьми, в этой работе нет ничего классного, поэтому пойду искать себе другую и там буду воплощать свои творческие желания!» Я вообще считаю, что ни в коем случае нельзя заниматься тем, что не нравится. Единственная задача любого человека в жизни – быть счастливым. Если он счастлив, от этого хорошо всем окружающим: его детям, родителям, друзьям, коллегам. Надеюсь, мы с помощью лагерей каким-то образом помогаем человеку раскрыть сознание, чтобы он понял, чем ему стоит заниматься или как сделать так, чтобы то, что он делает, приносило больше удовольствия. У нас уже прошло шесть лагерей: 4 в Грузии и по одному в Екатеринбурге и Териберке.

В работе с детьми и со взрослыми есть свои сложности и особенности. У взрослых то, чего я боялся и до сих пор боюсь, – это скепсис. Когда участники приедут и скажут: « Что за чепуха? Почему я, серьезный человек, должен сейчас снимать кино на айфон и записывать звуки на улицах старого города?» Такого, к счастью, никогда не было, но мой страх окончательно не исчез. С детьми всегда непросто по части организации – существует огромное количество ограничений и контролирующих органов. Огромная часть – работа с родителями. У нас как-то был случай. Детский лагерь, от меня до ребенка 20 метров – мы все на одной территории, и тут мне звонит его мама и говорит, что ее сыну холодно. Это при том, что ребенок сам может подойти ко мне и сказать: «Слушайте, мне холодно, можете плед еще один дать?» Вопрос решается моментально. Но он звонит маме, мама – мне, и в результате родители думают: «Господи, о моем ребенке не заботятся». А на самом деле все дело в том, что ребенок, когда у него что-то случается, выбирает нажать на кнопочку и просит решить свою проблему родителей вместо того, чтобы пройти 10 лишних шагов и решить проблему самостоятельно.

В будущем я вижу проект MOST Creative Camp как набор программ, распланированных на два года вперед, примерно раз в два месяца. Хочется, чтобы появилось много координаторов, где каждый отвечает за свое направление, а кто-то ищет новые места. Чтобы вся история развилась до того, что в лагеря будет очередь. И, наконец, чтобы мы сертифицировали проект и выдавали в конце некий документ, подтверждающий: да, я прошел программу по развитию креативности, которая позволяет мне с большей вероятностью устроиться на какую-то работу. А если совсем помечтать, чтобы появился какой-то структурный объект типа дома или коттеджа, базы с большой территорией, куда ты приезжаешь, когда чувствуешь, что мозгам нужна встряска. Получаешь задание в зависимости от своих целей и ментора – наставника, который проверяет, что ты сделал, и тебя направляет. Приехал, пропитался, вдохновился – и вернулся в свою обычную жизнь другим человеком.

Можно сказать, что в последнее время я немножко остепенился в своих профессиональных поисках. Но мой базовый принцип остается неизменным: нельзя сидеть на попе ровно, нужно везде совать свой нос и узнавать, где что происходит. В студенческие годы я вписывался в любое движение. Мне говорили: «Хочешь поехать в Серпухов изучать скважины?». Я тут же соглашался и возвращался с какими-то новыми впечатлениями. Как-то я два месяца провел на Суматре и учил детей английскому. Жил у парня, который четыре года встречался с девушкой и при этом ни разу с ней не поцеловался. Когда они прощались, то пожимали друг другу руки. Это было для меня совершенно удивительно. Еще там почти никто не умеет плавать, хотя все живут на берегу океана. Очень многие отговаривали меня ехать в мусульманскую страну. Я поехал, никого не послушав, и более нежных, отзывчивых и добрых людей нигде больше не встречал.